Предлагаемые вниманию читателей воспоминания бывшего артиллериста и военного шофера (из отдельного понтоно-мостового батальона) Александра Ефимовича Почуенкова (1920-2002), в прошлом - моего соседа, очень хорошего и близкого мне человека, составлены на основе моих многочисленных бесед с ним иногда в письменной, иногда в устной форме в течение 1998-2002 годов. Кое-что впоследствии было записано на магнитофон, но так, к сожалению, получилось, что жизнь Почуенкова оборвалась по болезни после одной из моих первых магнитофонных записей в 2002 году (никогда не болевший в жизни ветеран получил серьезную травму и по этой причине внезапно скончался). Поэтому прошу извинить за неточности и возможные (в том числе и крупные) ошибки в записях (делал их совсем молодым, мало что тогда понимая; к тому же, Почуенков был первым опрошенным мною ветераном, и опыта в таких интервью не было никакого; ну и кроме всего прочего, Ефимыч сам признавался "А какую правду я могу тебе рассказать? Нам мало что известно, неграмотным солдатам. Легче рассказывать офицерам. Они на картах пишут и наступления, и каждый полк где стоит, знали".), но это, тем не менее, единственное - что от него осталось.
Родился 15 сентября 1920 года в селе Макарово Аркадского района Саратовской области. Окончил 3 класса неполной средней школы. После окончания школы трактористов работал шофером в колхозе. В РККА - с 1940. В июне - октябре 1941 г. воевал заряжающим в составе 202-го артиллерийского полка 50-й стрелковой дивизии на Западном фронте. Затем в течение года выходил с окружения на Смоленском направлении. В 1942-45 гг. - шофер 105-го отдельного понтонно-мостового батальона, Сталинградский и 3-й Украинский фронты. В запасе с 1946 г. Ефрейтор. Награжден медалями "За отвагу", "За боевые заслуги", "За оборону Сталинграда", "За взятие Вены", "За взятие Будапешта", "За победу над Германией в Великой Отечественной войны 1941-1945 гг". После войны работал по специальности, в т.ч. - начальиком автобусного гаража (из двух машин) в доме культуры поселка Нарва-Йыэсуу в Эстонии. Скончался 7 сентября 2002 г.
В 1945 г. - ейрейтор, шофер понтонно-мостового батальона, 25 лет
И.Вершинин. Александр Ефимович, хотелось бы услышать от вас несколько слов о предвоенной жизни. Где родились, что окончили и т.д.?
А.Почуенков. Ну что тебе об этом рассказать? Родился я в 1920-м году Аркадокском районе Саратовской области, в селе Макарово. Окончил до войны всего лишь три класса средней школы, да так со сталь малой грамотностью и остался на всю жизнь, так как некогда было учиться, нужно было работать. Такое было время тогда. Забросил учебу в основной школе, поступил в местную школу трактористов и после ее окончания работал в колхозе трактористом. В сентябре 1940 года меня призвали в армию. В то время существовал такой порядок: в армию, как правило, призвали чаще с 20, а не с 19 и 18 лет. Полгода прослужил в Иркутске, в составе 202-го артиллерийского полка (интересно, что незадолго до этого, в 1939-40 гг, данный полк участвовал в войне с Финляндией и за отличия в боях Указом Президиума Верховного Совета СССР от 07.04.1940 г. был награжден орденом Красного Знамени, что само по себе было признанием больших военных заслуг. Но так как Почуенкова призвали уже в конце 1940 г., участвовать в боях с белофиннами ему не пришлось. - Примечание И.Вершинина).
И.Вершинин. Теперь, Александр Ефимович, - поговорим об одном из самых трагических периодов нашей истории - начальном периоде Великой Отечественной войны, 1941-м годе. Расскажите о том, как проходило отступление, что вообще творилось тогда?
А.Почуенков. Сейчас я обо всем тебе по порядку расскажу. Вскоре после того, как по радио объявили о начале войны, нас погрузили и в составе эшелон отправили в город Смоленск, для того, чтобы вести боевые действия с фашистскими войсками. Но так как шла война и немцы вели себя, прямо сказать, безнаказанно, они начали город бомбить. Наши войска под их натиском начали спешное отступление. Но потом нас неожиданно разгрузили и бросили прямо в бой. И тут случилось ужасное: командир полка по фамилии Таланов (точно не помню его звания) уехал на легковой к немцам и прямо сдался к ним в плен. В общем, из-за этого предателя-паразита полк остался без командира. Началась самая настоящая паника, многие наши бойцы разбежались по разным местам, кто куда. И вот, после всего этого, на опушке леса где-то под городом Вязьмой, собрались все, кто не оставил своей части и никуда не сбежал: командиры взводов и командир батареи, политруки. В скором времени сюда подвезли орудия, потом тракторы, которые возят пушки, и затем приготовились к обороне. Но никаких действий решили временно не принимать: нужно получит приказ от вышестоящего командования, то есть, обороняться нам или отступать.
Тем временем немецкие летчики принялись бомбить наши позиции. При этом делали такое: разбрасывали листовки и в них сообщали, когда в следующий раз прилетят бомбить. И, естественно, в конце листовки писали: переходите на сторону немецкой армии. На этот раз они посредством листовки нам сообщили: очередная бомбежка будет произведена в 12 часов дня. И один из наших командиров, временно взявший на себя командование группой, решил начать боевые действия, но прежде - для удобства сменить позиции. И мы с опушки леса снялись и переместились в окопы, перетащили туда наших четыре орудия. Но там также стало твориться что-то неладное: кому-то руки и ноги поотрывало, кому-то вообще убило - оторвало голову. И тогда наши командиры решили временно затихариться, чтобы как следует подготовиться и провести артподготовку. Неделю готовились. Немцы тоже затихли и, как нам потом стало известно, тоже стали готовиться к проведению артподготовки. Видимо, каким-то путем прознали о наших планах. После этого, чтобы не тратить даром времени, мы нанесли первыми по ним мощный удар артиллерией. Они нанесли ответный удар. И так долгое время тянулась эта канитель: они стреляли по нам, мы по ним, и снова, снова, снова...
Я в этих боях исполнял должность помощника заряжающего. Смотрю: тяжело ранило в руку заряжающего, ему разодрало всю жилу. Его сразу на месте спешным ходом каким-то способом (немцы все-таки нас окружали) эвакуировали в военный госпиталь. Я стал заряжающим. Помню, командир орудия дал команду: "Осколочными и фугасными! Десять снарядов залпом. Огонь!" Наводчик только стоит и наводит на цель, подношу снаряды и посылаю в ствол только я. Скажу прямо: это очень мощно выглядело.
И.Вершинин. И долго эта оборона вашими держалась?
А.Почуенков. Мы держались под Вязьмой почти до осени 1941-го, понесли большие потери, в том числе и безвозвратные, то есть, много человек было убито. А потом немцы нас окружили плотным кольцом. По разговорам нам было известно, что сюда стянулось около пяти немецких дивизий. На опушке леса стояло три наших батареи. Седьмую батарею, что находилась в центре, противник ночью почти всю уничтожил. Наши две батареи (наша восьмая и девятая) находились сбоку и все еще держали оборону. Положение с каждой минутой становилось все больше безвыходным. И тут я заметил, что мой наводчик погиб, ему угодило куда-то в грудь или в голову. Пришлось действовать по обстановке.
И.Вершинин. И как вам удалось избежать плена и выбраться с окружения? Вы ведь не были в плену.
А.Почуенков. Потом, когда в связи с окружением к нам вплотную приблизились танки, какой-то политрук во весь голос закричал: "Товарищи солдаты! Давайте отбиваться и стоять до последнего. Бейте немцами прикладами". Но тут потери наши увеличились. И тогда заместитель командира нашей батареи, мой друг Костя Кузнецов, который, как я потом узнал, был коренным жителем города Ярославля, предложил: чтобы не сдаваться в плен, давайте наискось, а не прямо отходить. Его никто, за исключением меня, не послушал. Мы с ним стали выбираться по кустарникам, зарослям, болотам. И так почему-то вышло, что все, кто не послушались нас - угодили к немцам в плен. А я вышел и пробрался почти до самой Москвы, до города Калинина.
И.Вершинин. Как вам это удалось? Сколько добирались по времени? Расскажите об этом поподробнее.
А.Почуенков. Это длилось почти полгода. Чтобы не попадаться немцам на глаза, днем где-то прятались, а ночью пробирались. Помню, в какую-то ночь подошли к какому-то домику в деревне, которая располагалась неподалеку от города Доргобужа, и принялись стучать. Но никто нам так и не открыл. Как будто никого там и не было. Мы долго и упорно ломились, потом не вдержали и громким голосом заговорили (видно, забыв о всякой опасности): "Открывай, русские солдаты пришли!" После этого видим: выходит какая-то женщина и стоит ни живая, ни мертвая перед нами. Оно и понятно: люди в то время были до предела запуганы оккупантами, чинившими в деревнях настоящий произвол, боялись даже лишнего слова сказать. Вот и тетка тоже говорила с нами шепотом: "Что вы так?! Немцы недалеко". Правда, в самой деревне их не было. Но она пригласила нас к себе домой, покормила. А так как мы были одеты в военную форму, то попросили дать нам гражданскоую одежду. Ведь не очень-то хотелось с нашей-то военной формой напрямки угодить в лапы к фашистам! И женщина выдала нам одежду: обоим нам - брюки, потом, из зимнего - пальто (досталось мне) и полушубок (достался Кузнецову). Мы оделись, поблагодарили тетку за заботу и радушный прием, после чего отправились дальше в путь. Заходили в деревни, просились на ночлег и прятались, потом дальше шли. Получалось по-всякому. Часто шли голодными и обессилевшими, почти еле передвигали ногами. Но набирались сил и шли дальше. Ели что попало: и лук, и картошку, и капусту. Спрашивали всех только одно: "Дорога на Москву! Как туда пробраться?"
Но вот, как-то однажды зашли в очередную деревню, постучались в дом, и нам там сказали: "Немцы в деревне!" Вдвоем идти не рискнул: мало ли какие подозрения могут возникнуть? Договорились так: Костя сходит на разведку, разберется, что к чему, а утром придет за мной. Но оказалось, что с этого момента наши пути, собственно говоря, навсегда и разошлись. Утром я его прождал несколько часов, но он не пришел и я решил сам выбираться. И пошел через деревню в гражданской одежде. Встретились по пути даже фашисты - насколько я себе уяснил, это была финская конница. Когда они проходили мимо меня, один из них на своем ломаном русском языке вдруг спросил: "Зубы целы? А ну-ка открой рот. Сколько лет?" Я не был дурачком, прекрасно понимал, что они ищут людей, которых можно было бы отправить в армию, ищут также и солдат нашей армии, скрывающихся после окружения. Поэтому прикинулся малолетним несмышленышем, показал на пальцах десять и пять, то есть, будто мне пятнадцать лет. И они отстали. Да и вообще в этой деревне они не трогали никого, выполняли какие-то свои общие задачи, а утром получили команду и пошли в наступление. (Записи об этом эпизоде были сделаны неразборчиво, поэтому четко восстановить подробности не представляется возможным. Возможны большие ошибки в записи этого эпизода.- Примечания Ильи Вершинина.) А с Кузнецовым я так и не знаю, что случилось. Может, он вызвал некоторые подозрения и был захвачен немцами? Вероятно. Но точно этого я не знаю. (По материалам сайта "ОБД Мемориал", упоминания о Кузнецове следующие: Кузнецов Константин Николаевич, заместитель командира батареи 202-го артполка 50-й стрелковой дивизии, Западный фронт, пропал без вести в районе октября - декабря 1941 г. В соответствии с этой записью можно сделать предположение, что в районе октября - декабря 1941-го их пути с Почуенковым и разминулись. Судя по всему, речь идет именно о нем. К.Н.Кузнецов до сих пор так и числится пропавшим без вести.)
И.Вершинин. И как вы уже один пробирались? Удачно все прошло?
А.Почуенков. Все обошлось хорошо, хотя опасности были. Запомнил, как как-то уже ближе к марту 1942-го, когда ударили крепкие морозы, подошел к берегу реки, покрытой гладким льдом. Идти было опасно. Но я придумал такую штуку: оторвал от сараев, которые находились поблизости, две доски, встал на них обеими ногами и, прямо как на лыжах, передвигая ногами, стал преодолевать пространство. Когда дошел до середины, остановилось дыхание. Подумалось: "А вдруг сейчас провалюсь и жизни конец?" Но все, к счастью, обошлось. Когда перешел через берег, сказал себе: "Слава те, Господи, что остался живой!" Это было, как потом оказалось, где-то в Калининской области. Потом, уже переправившись через эту реку, я зашел в деревню узнать: нет ли немцев? А мне там, к полной моей неожиданности, ответили радостным голосом: "А немец-поганка ушел и отступил. До Москвы не дошел километров двадцать". (Вполне очевидно, что так на основании всевозможных слухов местные жители Почуенкову и ответили, спустя несколько месяцев после отступления немцев от Москвы, начавшегося, как известно, 5 декабря 1941 г. - Примечание Ильи Вершинина.)
И.Вершинин. После этого вас и определили в понтонно-мостовой батальон шофером?
А.Почуенков. Нет, после этого со мной небольшая история приключилась, которая на несколько месяцев затянулась. Я тебе сейчас расскажу об этом. Когда где-то в зиму с 1941-го на 1942-й год немец внезапно отступил, когда я переправился (да я тебе только что об этом рассказывал) через реку и от местных жителей обо всем этом узнал, мне сказали: "В десяти километрах отсюда находится город Калинин. Там находится военкомат. Все солдаты, которые вышли с окружения - все должны направляться туда". Я туда и направился, меня зарегистрировали и направили в какой-то особой отдел. Стою я там, значит, в очереди. И вдруг вызывают: "Почуенков!" Я вхожу в кабинет, где меня сразу приглашают присесть. Начальник этого особого отдела мне и говорит: "Успокойся, не тужься. Покури!" "Я не курю!" - объяснился я ему. "Тогда начнем!" - сказал он. И я ему все от корки до корки рассказал о своих приключениях. Рассказывал так подробно, как тебе сейчас обо всем рассказываю. Меня отпустили. Но потом были какие-то общие собрания, построения. И там задали такой вопрос: "Кто плохо себя чувствует?" А я после своих долгих скитаний действительно чувствовал себя очень плохо. И поэтому поднял руку. После этого меня сразу направили в больницу. Но там опять - новое приключение. Где-то на каком-то сборе я, дабы пощеголять своими силами, приподнял орудийный лафет. В результате не уберегся, получил травму, после чего мне назначили операцию.
Операцию в больнице удачно провели. И тут делавшая ее женщина-врач, судя по ее внешности - хорошая еврейка, мне вдруг сказала: "Ну, куда, солдат? В военный госпиталь или на несколько дней домой?" Я, конечно, выбрал отпуск домой. Ведь с самой войны не видел своей матери, Аграфены Федоровны, которая жила по-прежнему в селе Макарово! Она в то время сильно болела. Врач выдала мне справку и сказала: "Иди с этой бумажкой в военкомат. Там тебя переоденут и дадут аттестат". Но тут опять история повторилась! Когда я пришел с этой бумажкой в военкомат, там мне дали направление на пересыльный пункт. А пересыльный пункт, как известно, - это то место, где приезжают представители разных войсковых подразделений и набирают к себе пополнение. Одним словом, меня решились отправить сразу на фронт. Но о том, что именно такое пересыльный пункт, я узнал потом. А тогда просто по наивности спросил: "А че такое пересыльный пункт". "А это на фронт", - ответили мне.
Я с этим не согласился (хотел повидаться с матерью) и пошел опять к этой врачихе. Говорю ей прямо: "Как это так? Прямо с операции на фронт?" Удивленная этим не меньше моего, она начала при мне звонить военкому. Очень сильно ругалась с ним, говорила, мол, как так можно после операции отправлять парня прямо с незалеченной раной отправлять на фронт. Короче говоря, отпросила она меня у него на неделю. Когда разговор закончился, сказала: "Все иди к нему. Там тебе все выдадут!" И правда: мне выдали военное обмундирование, как и положено, с одним треугольничком в петлицах (я был в звании "отличного солдата", которое позднее было заменено на звание ефрейтора), потом - аттестат и все необходимые документы для отправки в отпуск. Семь дней пробыл у матери, хорошо отдохнул и по истечении срока обратился в военкомат по месту жительства - в Макаровский район Саратовской области. Но я там им сказал о том, что моя рана еще не зажила. И это была правда. Тогда мне отпуск продлили. И я там несколько дней работал по специальности, то есть, трактористом, в местном колхозе. Каждое время использовали с пользой! Даже отпуск.
И.Вершинин. После этого вы попали на Сталинградский фронт. Расскажите поподробнее об этом периоде вашей боевой биографии.
А.Почуенков. Когда закончился этот небольшой отпуск, меня направили в 105-й отдельный понтонно-мостовой батальон, на Сталинградский фронт. Но назначили теперь уже по довоенной специальности - военным шофером. Самое интересное, что и брат мой, Иван Ефимович Почуенков, старшина, который был пятью годами старше меня, воевал тоже шофером. Он погиб в 1943 году. Расскажу о Сталинграде с самого начала нашего пути. В Сталинград мы отправились на поезде. Но где-то около Воронежа нас начали бомбить фашистские самолеты. Жуткая была обстановка, страшная, ужасная! И тогда, ничего не дожидаясь, я проголосовал на дороге и доехал до Сталинграда. Там у часового поинтересовался, как найти часть. Меня и определили в понтонно-мостовой батальон, выдали американский грузовой автомобиль "Студебеккер". С ним я не расставался до самого конца войны. В Сталинграде же мы действовали около какого-то консервного завода, помню, переправляли потом через речку наши танки. Устанавливать понтоны для переправки войск через реки - это в принципе наша обязанность-то и была! Что еще запомнилось в Сталинграде? Как мотор в моем автомобиле заглох, как наши летчики в небе дрались.
И.Вершинин. В каких местах проходил путь вашего подразделения после Сталинграда?
А.Почуенков. А после Сталинграда наш батальон вошел в состав какого-то соединения 3-го Украинского фронта, освобождал Венгрию, Югословаию, Чехословакию. Двигались мы, как правило, впереди пехоты. В Праге такое запомнилось. Подходит ко мне немец с вверх поднятыми руками, просит взять его в плен. Я ему только показываю: "Мол, давай, в тыл, в тыл, дальше, дальше..". И еще один казус в этом городе у меня случился. Выскочила какая-то ручная собачонка и угодила мне под колесо. Много шуму хозяйка ее наделала. А ведь сама виновата, не углядела.
И.Вершинин. 9 мая 1945 года чем запомнился?
А.Почуенков. Командир нашего соединения приказал выстроить все подразделения и обратился с приветственной речью. Хорошо запомнились его слова. "Товарищи солдаты, сержанты и офицеры! - говорил он. - Кончилась война. Никуда не расходитесь. Будем праздновать. Ура!!!" Потом был хороший вкусный обед с фронтовыми "сто граммами". Все со словом "Ура" стопки. Радовались, обнимались и целовались, стреляли из всех видов оружий. И еще один любопытный факт: нам строго-настрого запретили купаться в воде, объясняя это тем, что противник специально воду отравил.
И.Вершинин. Теперь вкратце расскажите о том, как сложилась ваша судьба после окончания войны?
А.Почуенков. Нас, шоферов, продержали в армии вплоть до 1946 года. Я, кстати, чуть и на войну с Японией не попал. Нам тогда приказали готовиться к отправке. Но война что-то очень быстро закончилась. После войны все время работал шофером. В Усть-Нарве тоже им был до выхода на пенсию, возглавлял здесь гараж из двух автобусов в поселковом Доме культуры. Сейчас - на пенсии.
И.Вершинин. У вас есть боевые награды. За что именно были награждены?
А.Почуенков. Есть у меня медаль "За отвагу", самая ценная для меня награда. Я ее получил за то, что на своем грузовике вывез и тем самым спас какие-то боеприпасы. Есть другие медали - "За боевые заслуги", "За оборону Сталинграда", "За взятие Вены", "За освобождение Будапешта". Ну и "За победу над Германией", конечно же. А также - несколько благодарностей от Верховного Главнокомандующего.
И.Вершинин. Ранения были у вас?
А.Почуенков. Как-то обошлось. Это очень редкое везение: пробыть всю войну на переднем крае и не получить ни единой царапинки. Ведь что такое война? Я тебе так скажу: на войне одним днем живешь. Прожил один день - и слава Богу!
Интервью и лит.обработка: | И. Вершинин |